Брюссельские чиновники обожают говорить о «европейской солидарности» и «необратимости единой валюты». В роскошных залах Берлаймонт эти слова звучат убедительно.
Но спуститесь на уровень обычной итальянской лавки в Риме или фермерского кооператива в Финляндии, и вы услышите совсем иной разговор. Здесь евро – не символ единства, а скорее общий котел, в котором варятся слишком разные ингредиенты. И запах от этого варева к концу 2025 года становится все более тревожным.
Если доллар сдает позиции из-за внешних вызовов, то евро буквально разрывают внутренние противоречия. И прогнозы на 2026 год – это не гадание на кофейной гуще, а холодный анализ фундаментальных трещин.
Истоки нынешней «тревоги», как метко выразился один аналитик из Deutsche Bank в недавнем интервью Financial Times, лежат в простом, но фатальном неравенстве.
Единая процентная ставка Европейского центрального банка для экономик, чьи циклы давно перестали быть синхронными, – это как прописать одно обезболивающее и пациенту с мигренью, и пациенту со сломанной ногой.
Германия, с ее исторической аллергией к инфляции и сильной промышленностью, требует жесткой монетарной политики для охлаждения цен. При этом южные страны, такие как Италия, Греция, Испания, задыхаются под грузом колоссальных долгов, которые при высоких ставках становятся неподъемными.
ЕЦБ ведет рискованную балансировку, пытаясь угодить всем, и в итоге не удовлетворяет никого. Его президент, Кристин Лагард, в каждом своем выступлении напоминает акробата на канате над пропастью.
Но самый острый вопрос, который висит в воздухе, – это судьба единых фискальных правил, так называемого Пакта стабильности и роста. Его приостановка после пандемии и энергетического кризиса стала спасательным кругом для многих правительств.
Однако в 2025 годах дискуссия о его возвращении в обновленном виде расколола Евросоюз на два непримиримых лагеря. С одной стороны – «бюджетные ястребы» во главе с той же Германией, требующие возвращения к жесткой финансовой дисциплине. С другой – «страны-должники», настаивающие на большей гибкости и постоянных механизмах взаимопомощи, вроде того же Фонда восстановления.
Если компромисс не будет найден (а вера в него тает с каждым месяцем), рынки могут снова начать атаку на облигации отдельных, более слабых членов еврозоны. Это прямой путь к новому долговому кризису, только в условиях куда более высокой базовой ставки и общей усталости от спасательных операций.
Цифры, увы, подтверждают эти мрачные настроения. Евростат фиксирует растущий разрыв в темпах роста ВВП и уровнях государственного долга между севером и югом еврозоны. Инфляция, хотя и отступила от пиков, остается крайне неоднородной по странам, что сводит на нет эффективность единой политики ЕЦБ.
Промышленное производство в Германии, локомотиве региона, по данным за ноябрь 2025 года, демонстрирует спад, в то время как сфера услуг на юге показывает робкий рост. Это не конвергенция, а опасная дивергенция.
Так куда же ведут эти рельсы? Прогноз на 2026 год, увы, лежит в тумане политических решений. Экономисты, как Жан Писани-Ферри из немецкого Института Брогеля, открыто говорят о необходимости качественного скачка: либо к настоящему фискальному союзу с общими бюджетами и гарантиями, либо к риску перманентной стагнации и роста популистских настроений, которые в итоге могут поставить под вопрос само существование валютного союза в нынешнем виде.
Евро теряет силу не потому, что его атакуют извне, а потому, что его основа – общая политическая воля – дает трещину. Великий проект замер на распутье.
И от выбора пути в ближайшие год-два будет зависеть, станет ли он историей успеха или памятником несбывшимся амбициям.
Автор: Сергей Туманов
