Осознанно или бессознательно, но, переходя в статус новых гендерных отношений, брачующиеся в принципе понимали их суть, особенности неких договорных отношений, прописанных на бумаге или предполагаемых.
Второе всегда было хуже первого, поскольку воспринималось субъективно, наивно и основывалось на предположениях больше, чем на ответственности.
С изменением отношений именно эта «мина замедленного действия» приводила некогда пылавшие страстью и взаимным уважением отношениях к краху, рассказывает психолог Андрей Кашкаров.
Однако наши современники не лишены возможности полемизировать в этом вопросе конструктивного дискурса, и самое лучшее, что уместно сделать, – проанализировать сей «албанский вопрос» в двух ипостасях – исторической ретроспективе и с точки зрения современного юридического ликбеза.
Историческая ретроспектива
XIX век в Европе значительно изменил традиции и устой, став в рассматриваемом ключе цивилизованных отношений между мужчиной и женщиной переломным. С развитием технического прогресса, распространения в массах материальных излишков в обществе строились отношения уже с учетом зародившегося консюмеризма (культуры потребления не только вещей и еды), а это не могло не привести к новому статусу гендерных отношений социального потребления. Условно товарный характер брака, конечно же, зародился много ранее появления разъясняющего трактата Иммануила Канта.
Тогда же был дан новый импульс и возникла мода на флирт, а женщину в статусных аристократических и купеческих кругах все чаще стали воспринимать в соответствии с сентенцией Woman is money или«Женщина — деньги». Понятие флирта, кстати, усовершенствовалось тогда же.
Понятно, что о возникшей тогда моде и тенденции можно судить лишь условно, это случалось не без исключений, да и в рабочей среде, среди сословия мещан не все упиралось в деньги и положение в обществе там, где их не было… Однако для людей, дающих себе труд задумываться над сутью вещей и понятий, женщина не позиционировалась в подобном союзе жертвой, наоборот, женщина имела и тогда свои преимущества от брачного статуса (говорим о материальном), уже тогда тенденция в корне изменилась, и жертвой брачных отношений нередко становился мужчина, отчасти по недомыслию, отчасти добровольно, отчасти в угоду сформировавшейся традиционной европейской морали, несший на алтарь брачного счастья свои сбережения и состояния.
Явление трансформации института брака и брачных ценностей уже тогда носило «яркий выпуклый характер, и хотя элементы в традициях (скажем, православия и лютеранства) отличались и накладывали условия на семейную жизнь, стиль и ценности, все-таки приходилось считаться с ними везде; явление и тенденции разнились на континентах, но в целом их можно называть «международными», а не только российскими реалиями.
К слову, в отечественной литературе начала XIX и последующих веков русские авторы с мировым именем прекрасно отражали в эпистолярном жанре нравы и особенности общества; вот к примеру, вице-губернатор рязанский и тверской (в разное время) М. Е. Салтыков-Щедрин в «Пошехонской старине».
Дошло даже до того, что было не зазорным считать вне всякой химеры и камуфляжа словами: «не любовь ведет к браку, а, наоборот, брак ведет к любви, причем ярко выраженным становится брак по расчету».
Таким образом, явление имеет ряд особенностей, совершенствовалось годами, не является только российской или славянской проблемой, не определяется только особенностями веры, принадлежности к определенной религиозной деноминации и церковному праксису, хотя и учитывает их. Но один из главных влияющих факторов, элементов «новых» гендерных отношений именно тогда стал основываться на материальном достатке и состоянии.
Совершенно понятно, что отношения мужчины и женщины возникают не только на материальной основе, и во все времена не все браки были разбиты. Тем не менее, говоря о типичном, об общей тенденции отношений и их основе, нельзя прятать голову в песок, притворяясь не ведающими «что творят», манкировать юридическими особенностями и последствиями брака, ибо во все времена трагические концы заставляют задумываться, они заставляют задумываться… И мужчину – тоже.
Особенности юридического ликбеза
Ни один профессиональный юрист с хорошей практикой в современных реалиях не посоветует мужчине вступать в брак, если это несет риски его благосостоянию. Риски слишком велики. В предыдущем абзаце не зря приведен экскурс в историю традиций, чтобы показать важное: во все времена цивилизованных отношений браки заключались тем быстрее, чем менее материально и статусно были отягощены брачующиеся.
Образно говоря, не имея за душой ничего материального, нечего и терять. Отчего бы не жениться? А если имеешь, невольно станешь размышлять, и юридический опыт, российская правоприменительная практика в этом ключе как нельзя кстати.
В наше турбулентное время, когда человек, имеющий материальные активы (хоть какие-то), хочет влиять и блистать, «всем надо все и сразу». Это не СССР с его плановой экономикой и условной стабильностью завтрашнего дня. Женщина, может быть, более мужчины хочет… комфорта, блеска, быть уверенной в завтрашнем дне, в своем избраннике, в обеспечении детей и ежедневных более мелких «приятностях» согласно ее статусу, который востребован в зависимости от характерных особенностей «канимуры». Это нормально – надо признать, зачем чесать против шерсти, против естества?
Однако как же мужчина? Подумаем и о нем. Молодому мужчине, условно типичному белорусу или россиянину, на многие заявленные женские прихоти невероятно трудно заработать в устойчивой и постоянной перспективе. На хороших должностях люди держатся, а у кого их нет – вынуждены работать на трех работать и без всякого сарказма горды этим… Знаете самый популярный женский вопрос (подслушанный в провинции из общения неоднократно, когда две дамы говорят о своих мужьях)? Внимание, вот он. «А твой-то где работает?» «А сколько получает?». «А нельзя ли туда моего устроить – на третью работу?»
Понятно, что в мегаполисах ситуация лучше. Поэтому и социальное соревнование на карьерном и общественном пути никто не отменял, перераспределение активов сегодня вряд ли возможно (и тоже сопряжено с риском – как ни крути), бывает, что легче украсть, чем заработать, но везде свои риски.
Среднестатистический мужчина старается и работает, и копит, но устойчивые и большие состояния хотя бы свыше президентской зарплаты за год никогда не достигались работой по типу «белки в колесе» и трудовыми накоплениями. Это или тяжкие потуги годами с потерей здоровья и без преувеличения «на галерах», или рисковые схемы, которых, в том числе в СВО, и сегодня достаточно. На этом фоне сократился условный дисбаланс: и женщины имеют возможность хорошо зарабатывать, что подняло в общем их самооценку вида в последние 20 лет «вставания с колен». Казалось бы, живи в семье и радуйся. Но… нет.
Время идет очень быстро и, как правильно замечено философами, «время одинаково ко всем». С возрастом у людей обоих полов энергии меньше, семья имеет одного или несколько детей, они хрестоматийно остаются с матерью в случае развода – такова небезупречная правоприменительная практика в России, значительно ослабляющая причинно-следственной связью институт брака. Большинство судей до сего дня – представители «прекрасной половины» человечества.
И как бы не рассказывали сказки о некоей объективности, не будем и обобщать, но психологические паттерны поведения не вытравить и у них: принимая решения о судьбах других, неизбежно ассоциируют со своей жизнью – субъективные предпочтения, даже наличие у выносящего решения человека бессознательно связывается с таким нюансом, как то, какой в семье ребенок – мальчик или девочка.
Все это очень зыбко и создает для мужчины-семьянина дополнительные риски, подчас не зависимые для него. А зачем это надо? Если не опытен сам, вокруг полно знакомых, ставших свидетелями так сказать жутких семейных драм с результирующими материальными потерями, на которые зарабатывал 20-30 лет. Далее. Правоприменительная практика, уже не только российско-белорусская, но и мировая, свидетельствует, что 2/3, а то и больше оставшегося у мужчины совместно нажитого после «выдающихся событий» растрачивается на содержание детей и бывшей семьи. Плюс к этому сильнейшие эмоциональные переживания, которые иногда осознанно провоцирует его бывшая.
Надо знать: навязываемое так или иначе чувство вины – это всего лишь повод для манипуляции. «Виноватым» легче управлять. И не только в семейной жизни. Но не каждый мужчина осознает это глубоко. Поэтому даже условно здоровый мужчина, особенно после 45 лет украшения им этого мира (понятно, что есть нюансы и без обобщений), не так силен, как «рабочий муравей» 20-ю годами младше, «заработалка» уже не та. Означенная тенденция является актуальной сегодня и основным определяющим фактором развития института брака на ближайшие 50 лет. И поэтому такие мужчины остаются под ударом бывших жен, которые, в том числе благодаря юристам, их успешно «доят». Страх остаться ни с чем, вложив все (и время и деньги) – серьезнейший человеческий эмоциональный фактор. Создать новую семью с такими «остатками» активов тоже задача особенная, непростая, хотя и решаемая.
Отсюда понятно – как мыслит мужчина с парциальным, ненарушенным интеллектом и, может быть, опытом уже предусмотрительно охлажденный: лучше договориться (в случае драматической необходимости) с «гражданской женой», отдав ей кусочек активов как кость собаке, чем почти все заберут при официальном разводе, да еще скажут, что ты хуже всех, «сам все испортил» и оказывается, «люди вокруг живут лучше». Последнее, впрочем, вполне можно пережить.
В означенной парадигме правоприменительной практики и устоявшихся небезупречных традиций «общежития» именно женщина решает, что ей нужно, как и когда. Пока мужчина зарабатывает – она решает. «Мешает он моему личностному росту» или пока еще нет. Если да, то «он» идет лесом.
С другой стороны, на той же правоприменительной практике заметно, что именно жены с опытом в возрасте после 40 становятся все более агрессивны в закреплении «брачных прав», «будущего детей» и не жалеют средств на юридическое сопровождение своих желаний – это окупается сторицей. Обратите внимание на доступную статистику отделов ЗАГС в период начала мобилизации в России (или иных катаклизмов) – в эти месяцы резко возрастает количество регистрируемых браков. Так управляет практичная женщина. Но мужчина – тоже человек, и не каждый мужчина – питекантроп, а судить рыбу по умению лазить на дерево – это ужасно не мудро. Поэтому с юридической стороны и именно в современной правоприменительной практике официальная регистрация отношений – под большим смысловым вопросом. И мужчины это понимают.
Говорить о мужчинах дурно только на основании присутствия у них логического ума, открытых глаз без розовых очочков и «не законопаченных» ушей – это не украшает и женщину. Это о типичном. Разумеется, бывают (и много) долговечных браков по любви, разумеется, могут быть и другие аргументы, и другие мнения, разумеется, мужчина охотнее вступает в брак, когда чувствует свой разносторонний интерес к избраннице, и материальный тоже. Прежде всего, все мы бедные грешные люди. И никто из нас (видов) не лучше другого.
После столь пространного рассуждения уместно не только условно испортить настроение читателям, но необходимо ведь и что-то предложить… Ибо критика возможна, но не ради критики, а обсуждение и осуждение – само по себе – не довод. С радостью надо сказать, что даже в регионах многоконфессиональной России, сохранились (местами) старые и хорошие традиции, на основе опыта и мудрости старших. Институт «приданого» в любезном нашем отечестве и в целом в славянской традиции не канул в Лету, он только стал закамуфлирован. Калым в мусульманском и в целом восточном праксисе тоже существует по сей день в разных формах. Венчание, как и брачный договор, по-разному, но тоже призваны сдерживать состоявшиеся браки, укреплять семьи, а не разрушать их. Вернемся к тому, с чего начали, в исторический экскурс. В Германии на рубеже XVIII-XIX вв. мужчины типично и категорически не желали вступать в брак без приданого со стороны жены, более того, это считалось аморальным.
Подтверждение тому можно встретить да хотя бы у Иммануила Канта в «Метафизике нравов». А еще более интересным представляется категорический императив Канта, в адаптированном виде звучащий как: «Человек сам в себе цель и не должен быть средством», «человек выше любых концепций, идеологий, государств; его предназначение никому не известно; никто не вправе его использовать; нравственно лишь то, на что он дает добровольное согласие; всякое принуждение безнравственно; расплата - страдание, разрушение, вражда». Эта справедливая сентенция особенно актуальна в любви и близости. По сути, никто из видов (женщина и мужчина) никому ничего не должен. Но эту справедливую формулу ангажированные деятели все время стараются маргинализировать.
Мужчина, вступая в брак без размышлений, просто манкирует этими «условностями», ослепленный «желанием» или возможностями, а зря… Все эти и другие формы обусловленных отношений мужчины и женщины востребованы и сегодня.
Там, где женщина, вступающая в брак по желанию благому и непринужденному, изначально не ориентирована на обман, сдобренный хитростью (а женскую месть не дай бог никому испытать) и чарами, она готова, не оскорбляясь сама и не критикуя партнера, признать за любимым право и на такое желание, как предусмотрительная юридическая безопасность брачных отношений.
Как правило, именно такие браки долговечны, а если и разрушаются под воздействием обстоятельств, то большого разочарования мужчине не приносят. В отличие от браков, «ослепленных» чувствами, когда приходится делить и активы, и детей. Их жалко более всего. Но взрослые люди привыкли находить любые доступные оправдания собственным поступкам, какие бы мерзости не совершались их именем.
В этом ключе восстановить доверие мужчины к институту брака (официально регистрируемым отношениям) вполне возможно, хоть и инертно, как и все вопросы мироздания, связываемые с изменением в культурной парадигме.
